Аналитическая психология К. Юнга

Строго говоря, с позиции самого Фрейда и его ортодоксаль­ных последователей психоанализом можно называть только клас­сический психоанализ по Фрейду. Поэтому многие оспаривают право причислять Карла Густава Юнга (1875-1961) и разрабо­танное им психоаналитическое направление к психоанализу и на­зывают его аналитической, глубинной, психологией.

Карл Юнг был одним из первых, наиболее талантливых и наи­более любимых учеников Зигмунда Фрейда, и даже, по предложе­нию самого Фрейда, был выбран первым президентом Междуна­родной психоаналитической ассоциации.

Однако после первых лет восхищения Фрейдом (действительно открывшим новые необозримые горизонты психологии и психо­терапии, чего Юнг не отрицал и впоследствии) и безоговорочного следования его теории и практике. Юнг начинает все больше про­являть никогда не поощрявшуюся Фрейдом самостоятельность (в смысле толкования и проведения психоанализа) и «психоанали­тическое вольнодумство».

С одной стороны, он поставил под сомнение некоторые из ос­новных положений классического психоанализа (считая преуве­личенной, хотя и важной, роль сексуального инстинкта; преуве­личенной, хотя и важной, роль периода раннего детства для объ­яснения причин формирования характера, неврозов и различных психологических проблем взрослых людей), счел возможным от­ступление от скрупулезно точного предписания Фрейдом прове­дения отдельных технических приемов.

С другой стороны, он «посмел» самостоятельно расширить сферу психоанализа далеко за рамки классического фрейдизма, включив в него изучение и толкование мифологии, различных, в первую очередь восточных, религий и культовых ритуалов и даже парапсихологии и алхимии, что уж было совсем неприемлемо для Фрейда, считавшего себя последовательным материалистом. Фрейд всегда подчеркивал свой атеизм, считая религию массовым неврозом (что не помешало в последующем теологам попытаться соединить фрейдизм как модное и привлекающее интеллигенцию течение с религией), а Юнг всегда был верующим человеком.

Все это послужило основанием для «отлучения отступника» от классического психоанализа, но не только не приуменьшило ав­торитет К. Юнга и его учения, а сделало его неоспоримым лиде­ром в новом психоаналитическом ответвлении, а по мнению мно­гих - и в самостоятельном научно-практическом направлении, которое получило название «глубинная психология».

Это был тот отрадный для науки случай, когда спор между двумя великими учеными и их школами не принизил авторитета ни одной из них. У каждого оставалось и росло большое количе­ство искренних приверженцев, пропагандистов и последователей.

Каждое из этих психоаналитических направлений - психоана­лиз Фрейда и глубинная психология Юнга - послужило толчком для дальнейшего развития теории и практики современной психо­логии и психотерапии и принесло не только интересные теорети­ческие находки, но и практическую пользу конкретным людям в преодолении неврозов и решении личностных и межличностных психологических проблем.

Аналитическая психология Юнга в не меньшей мере, чем пси­хоанализ Фрейда, стала неотъемлемой чертой современной обще­ственной культуры, оказав свое влияние не только на психотера­певтическую теорию и практику, но и на искусство, науки и дру­гие сферы жизни современного общества.

Карл Юнг первым ввел в психологию, психотерапию, а можно сказать - и в философию понятие «коллективное бессознательное», тогда как до него у самого Фрейда и у всех сторонников психоана­лиза речь всегда шла только об индивидуальном бессознательном.

Что же такое «коллективное бессознательное» по Юнгу?

Он считал, что индивидуальное бессознательное не существует само по себе, а как бы «плавает» в океане коллективного бессозна­тельного. Это вполне логичное предположение. Юнг обладал тем, что мы называем «космочувством», то есть постоянно присутст­вующим ощущением того, что во Вселенной «все связано со всем».

При этом мы вкладываем в слово «Космос» его изначальный смысл, который ему придавали древнегреческие философы, - «изначально установленный Порядок во Вселенной», которому подчиняется вся и все от малого до великого, а то, что эти взаи­мосвязи не всегда очевидны, не значит, что они не существуют.

Поэтому не только логично, но и вполне «материалистично» и «диалектично» предположить, что и человеческая психика, а зна­чит, уже никем не оспариваемая ее бессознательная часть, несмот­ря на ее индивидуальную неповторимость, не изолирована и под­вержена влиянию.

При этом генетическое влияние - передача определенной на­следственной информации - в наше время уже никем не оспарива­ется (дискутируются лишь степень и характер такого наследствен­ного влияния).

А с момента провозглашения Альбертом Эйнштейном единст­ва пространства и времени можно предположить, что влияние коллективного бессознательного на индивидуальное распростра­няется не только во времени (в преемственности поколений), но и в пространстве, то есть подвергаясь влиянию современного окру­жающего нас коллективного бессознательного, как и всего окру­жающего мира и тем более - ближайших и отдаленных социумов (групп и сообществ разного масштаба).

Подтверждением этому служат давно отмечавшиеся в челове­ческой истории и подробно изучавшиеся В.М.Бехтеревым явления «заражения» людей, причем иногда в больших массах, определен­ными психическими состояниями на бессознательном уровне.

Мы специально, с одной стороны, несколько превысили, а с другой - упростили в своих рассуждениях проблемы коллективно­го бессознательного по сравнению с тем, как подходил к ним Карл Юнг. Нам было важно снять нагнетаемый вокруг его учения ореол мистицизма (который иногда увлекал и его самого). Толко­вание характера и взаимовлияния этих связей действительно по­рождает много интересных гипотез и споров, в том числе у после­дователей Юнга.

Юнг прочно ввел в теорию коллективного бессознательного понятие «архетипов». Справедливости ради следует отметить, что этот термин употребляли еще Платон, Аристотель и их по­следователи.

В более позднее время к понятию архетипов обратился Иоганн Вольфганг Гёте, который был не только великим поэтом и драма­тургом, но многие годы занимался серьезнейшим изучением раз­вития жизни на Земле и собрал уникальную коллекцию растений.

Оригинальные выводы Гёте, во многом не совпадавшие с эво­люционной теорией происхождения видов Чарльза Дарвина, по­служившие Рудольфу Штайнеру основой для создания антропо­софии и встречающие в наше время много сторонников среди известных ученых, требуют самостоятельного рассмотрения, что не входит в задачу нашей работы.

Мы лишь подчеркиваем, что понятие архетипов введено не Карлом Юнгом, как пишут некоторые популяризаторы его уче­ния, но, безусловно, именно у Юнга оно обрело тот психологиче­ский (психоаналитический) смысл, который ему придается в глу­бинной психологии и психотерапии.

Научные достижения Юнга получили дальнейшее развитие в «скрещении» с гениальным открытием Фрейда важнейшей, а не­редко и доминирующей роли бессознательного. Поэтому вкратце покажем «второй корень» (первый - это фрейдовское бессозна­тельное), лежащий в основе архетипов Юнга.

Аристотель и Гёте (мы называем лишь тех, кто внес принципи­альный вклад в толкование архетипов) считали, что в природе все ее многообразие не развилось (как это впоследствии утверждал Дарвин) из какого-то одного первичного, неизвестно откуда взяв­шегося элемента жизни (кстати, сам Дарвин допускал в качестве одной из гипотез первичный толчок Бога), а каждый вид расти­тельного и животного мира имел свой архетип - идеальную модель, как бы замысел архитектора (Космоса, Высшего Разума, Бога).

Помните, Евангелие от Иоанна начинается в русском и в ряде других переводов фразой «В начале было слово». Но ведь «логос» может быть переведен не только как «слово», но и как «знание», «идея».

Так, может быть, правильнее (а с точки зрения Аристотеля и Гёте это безусловно так) перевести «В начале была идея» (замысел, план создания мира), а потом уже ее реализация. «...Каждой твари по паре...» - не есть ли это фигуральное обозна­чение архетипов всех видов, которые потом уже получили опре­деленное развитие и изменение, но именно в пределах идеи каж­дого вида, а каждый вид развивался и совершенствовался в преде­лах своего архетипа?

Эта спорная, но, по мнению многих серьезных ученых, имею­щая право на существование гипотеза безусловно оказала влияние на модификацию психоаналитических взглядов Карла Юнга, хотя он внес в понятие архетипов много принципиально нового, сво­его, именно психологического и психоаналитического.

Архетипы Юнга - это существующие у различных народов (во многих случаях весьма схожие между собой) некие общие формы мысленных представлений об отце, матери, вожде, мифологиче­ских персонажах сказаний и преданий, олицетворяющих различ­ные стихии и силы добра и зла. Разумеется, у каждого конкретно­го человека эти общеплеменные или общенациональные архетипы наполняются каким-то своим индивидуальным содержанием, но все равно какие-то общие основополагающие черты остаются и объединяют вокруг себя данные человеческие общества, их мо­ральные и нравственные ценности, являются объектами прекло­нения, надежды или страха.

Юнг провел колоссальную работу по изучению истории, ми­фологии, ритуалов и традиций разных племен и народов. На ос­новании обработки этого колоссального материала ему удалось выделить шесть принципиальных архетипов, имеющих у разных народов различные названия, но объединенных некоторой прин­ципиальной общностью черт. Поэтому названия архетипам он дал не по их народным названиям, а по типам, отражающим оп­ределенную, явно отличающую их от других, психологическую сущность.

Шесть основных архетипов: Персона, Эго, Тень, Анима и Анимус, Самость. Причем все эти типы одновременно живут в каж­дом из нас, занимая свое место и одновременно так или иначе взаимодействуя друг с другом, поддерживая или мешая, противо­реча друг другу.

Под термином Персона Юнг подразумевает наше видение, принятие самого себя, своего характера по отношению к внеш­нему миру. Как мы ведем себя с разными людьми, в разных мес­тах, при разных обстоятельствах. Какой свой внешний облик мы стараемся преподать другим. При этом важно помнить, что речь идет именно о нашем представлении о себе в обществе, своем внешнем облике, поведении, о том, какое впечатление мы про­изводим на других.

Это совсем не значит, что наши представления по всем этим параметрам объективны и другие действительно воспринимают нас такими. Речь идет именно о том, что это мы считаем, что про­изводим такое впечатление. Это наше мнение о себе может совпа­дать или не совпадать с реальностью и мнением о нас других.

Следующий важный архетипический термин - Эго.

Этим термином Юнг определяет центр нашего сознания, кото­рый (как мы считаем) контролирует и направляет наше поведение логично и целенаправленно в соответствии с нашими целями и объективными обстоятельствами.

Снова обращаем ваше внимание, что речь идет о том, что это мы так считаем, но это наше мнение и даже уверенность могут, как и в предыдущем случае (с Персоной), совпадать, а могут и не совпадать с реальностью.

Тень - это тоже центр, но уже не сознания, а нашего индивиду­ального бессознательного, фокус для материала, который был вытеснен из сознания. Он включает тенденции, желания, воспо­минания и переживания, которые отрицаются индивидуумом как несовместимые с ним или противоречащие социальным стан­дартам и идеалам.

Понятиями Анима и Анимус названы архетипические для дан­ного народа (общности) и преломившиеся через индивидуальное сознание бессознательные ориентиры на то, чему должна соответ­ствовать (и внешностью и поведением, моралью и психологией) «настоящая» женщина (Анима) и «настоящий» мужчина (Анимус).

Эти принятые в данном народе, нации, сообществе образцы, требования, экспектации (ожидания определенного типа внешне­го облика и поведения) в значительной мере дают еще один, про­изводный от них, тип взаимоотношений между мужчинами и женщинами, отношения мужчины к женщине (и ожидания от нее определенного типа отношения к себе) и наоборот.

Повторяю, эти типичные для данного социума паттерны (образцы, модели) претерпевают определенную трансформацию в индивидуальном сознании в связи с личностными особенностями и жизненным опытом каждого человека, но сохраняют общность основных черт для данного социума, и именно с позиций отноше­ний и традиций социума влияют на восприятие этих моделей каж­дым индивидуумом и в значительной мере определяют психиче­ские и поведенческие реакции на собственное или чужое отклоне­ние от принятых в данном социуме критериев.

Особое, центральное место среди выделенных Юнгом архети­пов занимает так называемая Самость. Самость как бы организует и защищает целостность и упорядоченность личности.

Именно здесь происходит адаптационное и координационное взаимодействие бессознательного и сознания, которые находят компромиссы, по возможности устраняют или смягчают проти­воречия между неприемлемыми в данной форме или в данных ус­ловиях инстинктивными проявлениями, то есть не только прими­ряют биологические потребности и социальные нормы, но неред­ко и объединяют их усилия.

Например, агрессивность может быть трансформирована в на­пористость в достижении социально приемлемых и даже пре­стижных целей: победы в соревнованиях, первенства в искусстве, бизнесе, политике, в упорном самосовершенствовании и т.п.

На самости лежит ответственнейшая задача сохранения цело­стности личности, она примиряет и координирует сознание и бес­сознательное. Именно когда самость не справляется с этой зада­чей, и возникают различного рода внутренние конфликты, невро­зы, нервно-психические отклонения, комплексы, срывы и даже тяжелые психические расстройства.

В настоящее время в психологию и психотерапию прочно во­шли понятия экстраверсия и интроверсия, характеризующие различную направленность личности, а точнее - внимания, мыслей, нервно-психической энергии человека: вовне - на внешние объек­ты и действия или вовнутрь — на самопереживания, самоуглубле­ние, рефлексию.

Как уже ясно из самих названий, внимание и деятельность экст­раверта направлены вовне, а интроверта - в свой внутренний мир.

Естественно, и это подчеркивал Юнг, в природе не может су­ществовать «чистых» экстравертов и интровертов. Речь идет лишь о преобладании определенного типа психических состояний и по­веденческих реакций.

Самый яркий экстраверт, живущий внешней жизнью, периоди­чески уходит в себя, в свои переживания и размышления. Так же и наиболее самоуглубленный интроверт, если он не страдает аутиз­мом (уже не в психоаналитическом смысле одного из механизмов защиты невроза, а как классический психиатрический диагноз тя­желого психического заболевания), периодически переключает свое внимание и действия на внешние объекты.

Кстати, именно в этом часто встречается ошибка не только «не психологов», но даже некоторых начинающих психологов, в основном студентов первого курса. Уж очень хочется в резуль­тате тестирования выявить, кто же я или мой знакомый - интро­верт или экстраверт. Такое категорическое ожидание обычно приводит к сомнению в правильности тестирования при сопо­ставлении с реальными жизненными впечатлениями о себе или о другом тестируемом.

Это абсолютно нормально: у каждого экстраверта найдутся интровертивные моменты и реакции, как и наоборот. Более того, как показывает статистика исследований, проведенных американ­скими учеными на большом количестве студентов университетов, примерно у одной трети людей экстравертивные и интровертив­ные признаки ярко не выражены либо распределены равномерно. Таких людей называют амбаверты.

Типичная ошибка начинающих «тестологов» - попытка не­пременно отнести себя или другого к холерикам, сангвиникам, флегматикам или меланхоликам, к левополушарным или правополушарным, или к одному из типов личностных акцентуаций, кото­рые в чистом виде практически не встречаются.

Довольно часто личностные черты и состояния оказываются распределены достаточно равномерно, без преобладания какого-то определенного типа. Если все же на основании тестирования или наблюдения их относят к той или иной категории, то следует помнить, что речь идет лишь о преобладании какого-то типа.

При этом для серьезного анализа и тем более практических ре­комендаций следует внимательно проанализировать и учесть степень «замешанности» в данный контекст личностных черт и со­стояний других, смежных, типов и реакций.

Такое же «рассудительное» отношение должно быть и к другой разработанной К. Юнгом интересной классификации людей по типу доминирования одной из четырех психологических функций: ощущения, интуиции, эмоций, мышления.

Соответственно можно говорить об ощущающем, интуитив­ном, эмоциональном и мыслительном типе личности.

В какой-то мере это наблюдение является предтечей выводов авторов нейролингвистического программирования (НЛП), с кото­рым вы ознакомитесь позже, о преобладании у людей той или иной модальности восприятия (визуального, слухового, кинесте­тического и др.).

Вообще надо сказать, что Юнг оказался генератором идей для целого ряда последующих психотерапевтических направ­лений. Так, по Юнгу, каждый индивидуум обладает стремлени­ем к индивидуации, или саморазвитию. Он употребляет именно термин «индивидуация», а не индивидуализация, наделяя его несколько отличным содержанием. Индивидуацией Юнг назы­вал процесс формирования индивидуума как единой, целост­ной личности.

Так как каждая личность - неповторимая, обусловленная уни­кальной комбинацией биологических (врожденных) и социальных (приобретенных) воздействий, то индивидуация подразумевает не что иное как «путь к себе», становление истинным собой (или по крайней мере движение в этом направлении), то есть самореали­зацию - процесс развития целостности и как бы высвобождения личности из мешающих ее самореализации пут.

Это очень близко к тому, что составило в дальнейшем основу гуманистической терапии и особенно теории самоактуализации Абрахама Маслоу об изначально заложенной в человеке тенден­ции к саморазвитию, к самоактуализации, к самореализации.

Многие понятия целостности личности по Юнгу во многом пе­рекликаются с отдельными положениями гештальтпсихологии и гештальттерапии. Позже мы подробнее остановимся и на этих ин­тересных и вполне самостоятельных направлениях.

Мы лишь хотим подчеркнуть еще раз, что в классических на­правлениях психотерапии в принципиальном смысле больше общего, чем различного, а влияние таких выдающихся ученых, как Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг, питало и продолжает питать идеями различные психологические и психотерапевтиче­ские направления и школы, даже те, которые возникли, подобно гештальттерапии Федерика (Фрица) Пёрлза, на основании кри­тики классического психоанализа.

Но вернемся к Карлу Юнгу в плане конкретного применения его идей в технике практической психотерапии.

Основным условием эффективной терапии по К.Юнгу являет­ся искреннее творческое сотрудничество психотерапевта и кли­ента. Причем это должно быть сотрудничество не руководителя и подчиненного, а равных партнеров, решающих общую задачу. Только их совместные усилия могут принести действительный успех.

Другими словами, от клиента, обратившегося за помощью к психотерапевту, требуются не только искренность и дисциплини­рованность, но и творческая активность, готовность вместе с пси­хотерапевтом искать (иногда на протяжении длительного времени и с периодическими неудачами) истинные причины невроза или другой психологической проблемы, с которой клиент оказался не в силах справиться самостоятельно.

Юнг, не отрицая важности серьезной теоретической подготов­ки, в то же время рекомендовал не связывать себя слишком скру­пулезным следованием теоретическим положениям и рекоменда­циям, так же как и педантично точным выполнением технических процедур (чего категорически требовал Фрейд). Юнг считал, что такой подход делает психоанализ слишком формализованным и клиент не чувствует живого творческого отношения психотера­певта, без которого невозможно наладить настоящее активное сотрудничество.

К тому же раболепие перед теоретическими схемами и скрупу­лезно расписанными (в классическом фрейдовском психоанализе) рекомендациями может привести к тому, что психотерапевт вме­сто истинных симптомов невроза будет невольно видеть те, кото­рые более соответствуют классическим теориям, что направит поиск и последующую терапию в неправильном или хотя бы в не совсем точном направлении.

Психоаналитическая терапия Юнга проходит две стадии: ана­литическую и синтетическую, с подразделением каждой из этих стадий на две части.

Первая часть аналитической стадии - так называемое признание: клиент с тактичной помощью психотерапевта старается признать, что истинные причины его невроза или мучающей его психологи­ческой проблемы спрятались, оказались вытесненными в сферу бес­сознательного, так как оказались неприемлемыми (непрестижными, постыдными, унизительными) для их осознания.

Психотерапевт объясняет клиенту, что, несмотря на эти ме­шающие чувства, необходимо попытаться выявить истинные при­чины, какими бы унизительными они не казались, извлечь их из подсознания, иначе они будут продолжать свое психотравмирующее действие. Надо объяснить ему, что это то же самое, что закрывать глаза на симптомы любой другой болезни, которая тем временем будет усугубляться и может стать неизлечимой.

Нельзя ждать помощи от психотерапевта, как и от любого дру­гого врача, если вы будете указывать ему не то место, которое на самом деле болит. А с психологическими проблемами дело обсто­ит еще сложнее, так как часто мы скрываем не только от врача, но и от самого себя истинные причины травмы.

Поэтому первой является трудная задача - разоблачить «само­обман», как бы это ни было болезненно для нашего самолюбия. Эта часть - «разоблачение самообмана» - может занимать раз­личное время. Иногда с помощью психотерапевта удается почти сразу выйти на верный след (хотя для конкретизации и уточнения еще потребуется время и взаимные усилия). Иногда самообман довольно долго не хочет сдаваться, но усилиями психотерапевта, убедившего клиента в необходимости этого трудного шага, в сво­ем искреннем желании помочь ему, а главное, в готовности не только не осудить, а одобрить мужество любого (самого непре­стижного на взгляд клиента) признания, - в конечном итоге ре­шают эту первую задачу.

Важно понимать, что признание - это еще не полная ясность ис­тинных причин, это признание того, что наши прежние причины -самообман, самооправдания нашего самолюбия и что мы вместе готовы искать и уточнять истинные причины по различным кос­венным признакам, словам, фантазиям, снам, поступкам, которые иногда на первый взгляд не имеют прямой связи с проблемой, ка­жутся клиенту пустяками, не стоящими внимания психотерапевта, или смешными и даже неприличными.

Вот именно для того, чтобы разобраться, какая информация из всего этого окажется нужной и важной для решения проблемы, и предназначена вторая часть аналитической стадии - толкование рассказанного клиентом материала. Здесь применяются многие подходы классического психоанализа Фрейда, хотя, как уже гово­рилось, без скрупулезного соблюдения всех процедур и предписа­ний, что по мнению Юнга может помешать установлению равно­го творческого партнерства психотерапевта и клиента.

И вот первая, аналитическая, стадия относительно завершена. «Относительно» - поскольку аналитический процесс бесконечен, и его период должен быть определен психотерапевтом оптималь­но для решения данной конкретной задачи.

К сожалению, нередки случаи, когда даже опытные психотера­певты «копают» глубже, чем нужно для решения конкретной за­дачи, и, добиваясь более подробной (чем необходимо для устра­нения невроза) информации, излишне травмируют пациента.

Вторая стадия данной модели аналитической терапии названа Юнгом синтетической.

Работа (причем обязательно совместная) на этой стадии состо­ит главным образом в обучении новым моделям восприятия себя и психотравмирующей ситуации и вытекающим из этого новым моделям поведения. Юнг говорит, что на этой стадии клиент, со­вершивший (совместно с психотерапевтом) психологические от­крытия, переходит к реализации их результатов в виде новых мо­делей поведения, исключающих (или последовательно умень­шающих) прошлые ошибки, порождавшие и усугублявшие психо­логические проблемы и неврозы. Такое формирование и закреп­ление моделей не только поведенческих реакций, но и восприятия психотравмирующих ситуаций и самого себя становится не чем иным, как личностным ростом.

Вторая часть второй стадии аналитической терапии К.Юнга на­зывается трансформация. Эту работу психотерапевта с клиентом Юнг характеризует как минииндивидуацию, или самообучение.

В этом периоде психотерапевт, оставаясь равным партнером клиента, постепенно передает ему (клиенту) все больше ответст­венности за собственное развитие и самостоятельное преодоление психологических проблем.

Причем при правильной реализации данного процесса это выглядит в глазах клиента не как постепенное самоустранение психотерапевта, а как нарастающее чувство собственной внут­ренней силы, способности самостоятельно справляться со свои­ми проблемами, обрести мужество реально взглянуть на себя и ситуацию, уверенность в себе и освоить практические приемы решения жизненных ситуаций, которые раньше казались безвы­ходными.

Юнг первым из психоаналитиков использовал для выявления скрытых в бессознательной сфере источников неврозов не сво­бодные (в соответствии с категорическим предписанием Фрейда), а так называемые направленные ассоциации. То есть клиент не просто пускал свое «словотворчество» в свободный поток созна­ния, а нацеливал его (тоже, впрочем, не заботясь о строгой логич­ности и связанности) в направлении, заданном психотерапевтом.

Практически это происходит следующим образом. Психотера­певт произносит какое-то слово, а клиент начинает говорить все, что само сорвется с языка в ответ на это слово, не пытаясь осмыс­лить и тем более специально организовать логическую связь сво­их слов и предложений с заданным стимулом. Психотерапевт на­зывает те слова, которые, на его взгляд, могут подтолкнуть ассо­циативный словесный поток клиента в нужном (хотя бы предпо­ложительно) для поиска направлении.

Успешное проведение такой процедуры требует специальной тщательной подготовки и большого практического опыта психо­терапевта. Он должен постоянно помнить, что истинные причины невроза иногда прячутся очень глубоко и снятие механизмов их защиты часто бывает весьма болезненным.

Поэтому, выбирая слова-стимулы, психотерапевт, с одной сто­роны, старается как можно ближе подойти к болевой точке, а с другой стороны, быть готовым в любой момент отступить назад или в сторону, почувствовав, что клиент не готов к обнажению этой болевой точки и может (часто бессознательно) спрятать ее еще глубже или (тоже бессознательно) защитить ее, заблокировав путь контакта с психотерапевтом.

Поэтому процедура первых сеансов начинается обычно с того, что психотерапевт называет действительно случайные слова, не имеющие прямой связи с проблемой, а затем постепенно сужает круги вокруг предполагаемой цели, с готовностью быстрого реа­гирования и отступления или смены направления поиска в зави­симости от ответных не только словесных, но и эмоциональных реакций клиента.

Система анализа полученных ответов имеет уточненные (и уточняющиеся) в процессе многолетнего опыта закономерности, хотя она и не так жестко регламентирована, как система интер­претации материала в классическом психоанализе З.Фрейда. На­пример, установлено, что в большинстве случаев ассоциативный ответ, дающийся с определенной задержкой и непроизвольной эмоциональной реакцией, показывает, что «брошенное» психоте­рапевтом слово в какой-то мере задело клиента и следует вести поиск в этом направлении. Во многих случаях такой поиск по принципу детской игры «теплее, еще теплее, горячо» помогает психотерапевту быстрее выйти на истинные причины проблемы клиента, чем классический психоанализ.

З.Фрейд возражал против такого подхода, считая, что направ­ленный психоанализ хотя и убыстряет процесс поиска, но может навязать клиенту движение не в истинном, а в невольно подска­занном психотерапевтом направлении (кстати, по той же причине Фрейд отказался от психоанализа под гипнозом, считая, что за­гипнотизированный может говорить не то, что думает, а что, по его мнению, хочет слышать от него гипнотизер).

Тем не менее метод направленных ассоциаций К.Юнга в на­стоящее время достаточно популярен и имеет аналоги не только в психотерапии, но и, например, в работе следователя с подозре­ваемым, и хотя здесь, разумеется, предполагаются не бессвязные ответы, но методы их анализа учитывают многие находки Юнга и его последователей.

Некоторые авторы считают, что именно эта идея (задержка и непроизвольная окраска ответа) заложена в основу знаменитого детектора лжи.

К слову сказать, первый технический прибор, регистрирующий различные психофизиологические реакции на правильные и непра­вильные ответы, прославившийся (несмотря на его многочисленные неточности и ошибки) под названием детектора лжи, был разработан в лаборатории при гуБёрнском ВЧК молодым, а впоследствии зна­менитым советским психологом Александром Романовичем Лурия.

  • Понедельник, 08 июня 2015